Вскоре после этого у них объявился Кольцов. То, что он контрразведчик, Бахметов понял сразу, но долго не мог взять в толк — что стояло за его столь отчаянным поступком? Все объяснилось с приездом Руслана Татиева. И все же Тагир был откровенно поражен. Он никак не предполагал, что ещё остались люди, готовые ради дела рисковать ни только собственным благополучием, но и головой. К таким можно по разному относиться, но не уважать их нельзя. Точно. И Бахметов стал невольным союзником русского, даже, как ни странно, желал, чтобы у того все получилось. Эта его симпатия и превела Тагира в дом к подполковнику. Зачем он приходил, и сам толком не знал. Может быть надеялся получить ответ на мучавший его вопрос: что делать в его положении? Глупо. Откровенного разговора у них тогда понятно не получилось. Но предложи ему Кольцов сотрудничество, Бахметов наверное бы согласился. Честно.

Перед приездом Руслана Татиева из Москвы Тагиру неожиданно позвонил Сосновский и предложил встретиться во Владикавказе. Бахметов был удивлен и озадачен этим предложением, но согласился. С известным бизнесменом и политиком он встречался дважды здесь, на Кавказе, был уверен, что за событиями в Чечне и других горных республиках стоит именно Сосновский или такие, как он.

Их встреча состоялась в пригороде Владикавказа в особняке одного из местных авторитетов Махмуда Данкуева. Сосновский встретил Бахметова радушно, как старого друга, обнял, троекратно расцеловал, провел в зал, усадил рядом с собой на диван. И вновь Тагир удивился странному поведению бизнесмена, но вида не подал.

— Как это самое, ага?... Как, кхе-кхе, настроение, Тагир Казбекович? — спросил Сосновский, пытливо глядя в глаза Бахметову.

Тот неопределенно пожал плечами, ответил уклончиво:

— Да так, как-то. Нормальное.

Тагир рассматривал сидящего перед ним человека, с трудом скрывая чувство брезгливости. Большая плешивая голова, беспрестанно бегающие маленькие и черные, как две смородины глазки. Его называют демоном России. Какой он демон. Демон — это нечто значительное. А этот... Этот и на черта не тянет. Так, плешивый козел и ничего более. Но как же однако помельчал мир, если к его штурвалу добрались подобные ничтожества. Полный мрак. Да, но зачем он, Бахметов, ему понадобился? В прежние встречи Сосновский едва удостаивал его взглядом. А тут тебе и поцелуи, и показное радушие, и все остальное. Не иначе — готовит очередную мерзость. Неужели он приехал лишь для того, чтобы с ним встретиться?! Странно.

Сосновский же, внимательно наблюдая за Бахметовым, подумал:

«Экий архаровецбородач какой сущий бандит ага и взгляд черный дурной этому палец в рот ни того оттяпяет вместе с рукой ага ишь уставился душегуб времена какие пошли темные какие кхе-кхе что приходится к услугам таких вот ага самолюбив это хорошо что такой на абициях можно во главе Кавказа и все такое но каков подлец».

Виктор Ильич что-то долго жевал во рту, затем с улыбкой швейцара ресторана «Прага» выплюнул:

— Настроение — это хорошо, кхе-кхе... А как вообще? — Он очертил руками в воздухе круг.

— В смысле? — не понял Бахметов.

— В смысле вообще, ага... В смысле обстановки и вообще?

— Нормально, — вновь пожал плечами Тагир. Он давно отметил манеру Сосновского много и сбивчиво говорить, но ничего по существу не сказать. Хитрый лис. С ним надо быть постоянно начеку, держать ухо востро.

В это время в комнату вошел здоровый детина с лицом отчаянного злодея и, переминаясь с ноги на ногу, пробасил:

— Там хозяин, — он кивнул на дверь, — на шашалык приглашает.

— Это ты почему, наглец! Почему вмешиваешься, ага?! — раздраженно закричал Сосновский, засучив в воздухе маленькими кулачками и даже затопал ногами, — Ступай, вон, дурак!

Тот в страхе попятился к двери. Исчез.

Внезапная вспышка гнева олигарха свидетельствовала, что он нервничает. И это было так. Виктор Ильич никак не мог решить для себя — можно ли довериться сидящему перед ним красивому абреку. А от этого многое, ага, зависело. Очень многое. В последнее время он чувствовал, как над его этой... головой все больше сгущаются эти самые. Ага. Здесь занервничаешь. Даже отстранение от должности генерального прокурора и отставка премьера не дали желаемых результатов. Он, Сосновский, отчего-то всех стал раздражать и все такое. Многие его некогда верные союзники переметнулись в стан его врагов. И копают все, и копают... Если так дальше, но ничего хорошего, ага. Надо было срочно принять эти, а то затопчут. Завистники! Надо взорвать ситуацию, да так, чтобы совсем забыли, о нем забыли. А это мог быть лишь Кавказ, уже не раз помогавший ему в его планах, ага. Но на братьев Татиевых он положиться никак не мог. Виктор Ильич прекрасно помнил, как Руслан его за грудки в ресторане. Едва душу не вытряс, янычар. Прямо, как хунвейбиновец какой. Сущий злодей! Нет, братья все могли испортить. Если там, в Москве, за грудки, то здесь и голову могут того... Слишком много на себя, ага. Нет, от них надо избавляться. Однозначно. Во всяком случае, от Руслана. Но можно ли в столь опасном деле положиться на этого абрека? Он, Сосновский, не имеет права того... Ошибиться не имеет, ага. Что же делать? Тут занервничаешь, ага. Можно конечно и опытных киллеров. Но очень опасно. Хорошо если бы вот этот вот согласился. Хорошо бы. Надо попробовать. Ничего другого у него ни того этого. Должен согласиться. Молодой. Амбиции там и все такое. Надо рискнуть. А если не согласится... Что ж, тем хуже для него. У него нет иного выбора. Стоит только кивнуть Махмуду и... Вот именно.

Он дружески похлопал Бахметова по плечу, радушно проговорил:

— Завидую я вам, Тагир Казбекович. Завидую. Когда в стране, а у вас все того... Молодцом! Джигит! Настоящий джигит! Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — Внезапно он оборвал смех. Лицо его стало серьезным и напряженным. У правого глаза задергалась жилка. — А как вы относитесь к Руслану Татиеву?

И только тут Бахметов догадался, что Сосновского по каким-то причинам перестал устраивать Татиев. И именно с ним, Тагиром, олигарх связывает какие-то планы. Вот отчего это встреча организована в строжайшей секретности в пригороде Владикавказа. Что же между ними произошло в Москве? Руслан вернулся весьма довольный, сказал, что все отлично. Но Сосновский по всему так не думает. И Тагир почувствовал смертельную опасность. Понял, что у него нет иной альтернативы, как соглашаться с предложением Сосновского. Иначе... Иначе он уже никогда не будет себя мучить вопросом: что делать? Но этот хитрый лис вряд ли удовлетвориться его «честным» словом. Нет, он не так воспитан. Обязательно заставит подписать какую-нибудь бумагу.

— А это разве имеет какое-нибудь отношение к делу? — спросил он дипломатично.

— Имеет, — жестко ответил коммерсант. — Еще как, ага. Не кажется ли вам, что он того этого... Что вконец обнаглел, понимаете ли, а?

Итуиция Бахметова не подвела — между Татитевым и Сосновским в Москве произошло что-то очень серьезное. И теперь этот плешивый черт хочет избавиться от своего недавнего приятеля его, Тагира, руками. Ловко! Впрочем, он не против. Они оба были ему глубоко антипатичны. С большим удовольствием он решил бы их обоих. А так... Так удовльствие будет лишь наполовину. Усмехнвшись, ответил:

— Но мне кажется, Виктор Ильич, что он всегда был таким.

— Да?! — сделал удивленное лицо Сосновский. — Не замечал. Но вы того... Очень может быть, ага. Слишком возмнил о себе... Под угрозу все дело, ага. Мы этого допустить не того. Слишком много вложили, чтобы вот так вот... Негодяй!

Бахметову до тошноты надоел словесный понос олигарха и он решил положить этому конец, напрямую спросил:

— Что вы хотите от меня?

Черные глазки Сосновского ещё быстрее забегали туда-сюда, туда-сюда. Лицо пошло красными пятнами, стало злым, нехорошим. Он не любил когда его перебивали. И когда вот так вот. Не любил. Этим вопросом будто к стенаке того... Будто к стенке, ага, припер. Сукин сын!

— Я хочу, чтобы вы нас от него избавили, — вынужден был ответить Виктор Ильич.